«Я стремился, однакож, делать описание вообще всех предметов так, чтобы оно могло вести к практическим приложениям. А потому, может быть, это сочинение окажется небесполезным и для занимающихся практикой рудничного дела». (Предисловие к «Курсу горного искусства» Алексея Ивановича Узатиса, 1843 год) 

Время пароходов в жизни Узатиса наступило позже. А тогда, в 1843 году, его труд вышел из рамок обычного учебника. По книге учились целые поколения студентов и инженеров, она служила пособием для практиков горной промышленности. Вскоре после выхода в свет «Курс горного искусства» был представлен академиком Гессом физико-математическому отделению Академии наук на соискание Демидовской премии (ее присуждали за лучшие оригинальные литературные труды). По поручению Ученого комитета Корпуса Горных инженеров и Академии наук, эта работа была рассмотрена горным инженером полковником Меньшениным, представившему свою рецензию физико -математическому отделению Академии наук. 17 апреля 1844 года на специальном заседании Академии были рассмотрены все работы, представленные на соискание Демидовской премии до 1 января 1843 года. Чрезвычайное собрание Академии единогласно присудило премию Алексею Ивановичу Узатису. Непременный секретарь Академии наук на отчетном докладе заседании Академии 12 мая 1844 года сказал: «Статьи, составляющие особенную важность для русскаго горного дела, изложены в надлежащей полноте».. говоря о работах западных авторов в этой области «во многих отношениях они отстали от настоящего состояния горного дела, которое, подобно другим отраслям технических познаний, в последнее время быстро подвинулось вперед»… «Должно сказать, что сочинение г.Узатиса не есть компиляция, или подражание какому-нибудь иностранному сочинению, но труд самостоятельный и оригинальный»… «некоторых частях своего курса, автор прибегал, для большей точности, к математическим приложениям.. потому что иные предметы .. без математического анализа не могут быть отчетливо изложены». «Господин рецензент уверяет, что, подвергнув книгу г.Узатиса подробному рассмотрению, он не обнаружил в ней значительных ошибок». В отчете академии «Курс горного искусства г.Узатиса есть сочинение, котораго в нашей литературе недоставало, и отныне горные инженеры будут иметь в нем книгу, для них необходимую, а управляющие частными заводами найдут в нем полезные для них уроки».

В 1844 Главноуправляющим Института корпуса горных инженеров стал герцог Максимилиан-Евгений-Иосиф-Наполеон Лейхтенбергский. Царский зять. Сын вице-короля Италии Евгения Богарнэ, пасынка Наполеона Бонапарта и Амалии-Августы, дочери короля Баварии, он в 1839 году женился на дочери Николая I, великой княгине Марии Николаевне. Помимо громкого имени и придворных связей герцог, как писали современники, обладал и обширными знаниями в области естественных наук. Он стал почетным членом Академии наук и президентом Академии художеств, изучал гальванопластику, электро-химическую металлургию, минералогию, занимался горным делом и развитием железных дорог в России. Вручая А.И.Узатису в 1844 году Высшую - Демидовскую премию Российской академии наук за работу «Курс горного искусства» и именное наградное оружие "Горный Кадетский корпус" - высшую награду России за заслуги в области горного дела, член императорской фамилии предложил ему и свое покровительство. Карьера молодого горного офицера складывалась отлично – при таком высоком покровительстве его ожидало повышение в чине по горному ведомству. Он мог бы получить в управление большие казенные заводы, а мог и остаться в науке. Однако судьба уготовила ему иное.

«Директор Сормовской машиностроительной фабрики Узатис на запрос канцелярии Мануфактурного Комитета 22 ноября уведомил, что Губернский механик гидравлического насоса для удельной пробы котлов на фабрике не заказывал, а справился только о возможности его изготовления. Подобный насос может быть изготовлен на вверенной ему фабрике в лучшем виде, но во избежание могущих быть в последствии, при употреблении сего насоса, недоразумений, г.Узатис просит передать ему рисунок или описание потребного для Мануфактурного насоса потому, что его устройство, условия, которым он удовлетворять должен и цена его могут быть весьма разнообразны…..». (Одно из первых писем за подписью директора Сормовской машиностроительной фабрики А.И.Узатиса (копия хранится в музее истории завода. Датирована 1850 годом).

Узатису были лестны и предложение своего шефа, герцога Лейхтенбергского и владельца Выксунских заводов Д.Д.Шепелева. Но существовал и еще один человек, от предложения которого практически невозможно было отказаться. В семье Д.Е.Бенардаки молодой ученый, уже имеющий европейскую известность, лауреат Демидовской премии Российской академии наук, личный дворянин (на личное дворянство, по тем временам, давало ему право звание майора), Алексей Иванович Узатис был принят запросто. Молодой и обаятельный воспитанник элитного Корпуса горных инженеров, где учили не только техническим наукам (в программу обучения входило фехтование и танцы), бывавший за границей и говоривший на нескольких языках – он был неплохой партией даже для дочери магната - воспитанницы Смольного института Елизаветы. И именно Алексей Узатис был тем человеком, который позарез нужен был Д.Е.Бенардаки. Ведь Бенардаки в тот период расширял империю, покупал заводы, прииски (напомню, что впоследствии Бенардаки имел 16 заводов в 6 губерниях), а для объективной оценки возможности и перспективности приобретаемых бизнесов ему нужен был преданный эксперт Причем эксперт нужен был такой, которого невозможно было бы подкупить. Член семьи. И Узатис, инженер - практик и ученый, идеально подходил. Но и Узатису тоже нужен был Бенардаки. Он влюбился. И он тогда искал дело в жизни. А люди, «жившие одною службою», не имевшие наследственного состояния, но умевшие работать и имевшие знания в те времена часто уходили в частный бизнес. Начало работы Узатиса - это работа с заводом Берда. Биографы Бенардаки пишут: «Ещё одним крупным металлургическим заводом из числа принадлежавших некогда Дмитрию Бенардаки был медно-чугунный завод, основанный шотландцем Чарльзом Бердом на Гутуевском острове Санкт-Петербурга». Берд добился привилегии на постройку пароходов – ведь именно на его заводе по проекту Августа Августовича Бетанкура был построен первый Российский пароход. Этот родоначальник первых русских пароходов (в те годы их называли на английский манер «стимботы» или «пироскафы») был построен в 1815 году на заводе Чарльза Берда. Под именем «Елизавета» судно было спущено на воду при большом стечении народа и в присутствии членов августейшей фамилии. За первые тридцать лет XIX века на заводе было изготовлено около 200 паровых машин, 11 из которых были пароходными. Кроме того Чарльз Берд обучал учеников — из числа умеющих писать машинистов, слесарей, кузнецов изготовлению паровых машин. Заводчик в течение пятилетнего срока обучения в дополнение к казённым жалованью и хлебному довольствию добавлял ученикам пособие от 5 до 15 рублей в месяц. «Бенардаки купил завод после смерти основателя в 1843 году у его сына Фрэнсиса». На самом деле дело было несколько иначе. Берд наладил пароходное сообщение между столицей, Ревелем и Ригой. Но не только - Чарльз Берд владел речным пароходостроением и о всей России. Обладание десятилетней привилегией давало ему право на монопольное строительство судов для Волги - никакое частное лицо без разрешения Берда не имело возможности строить свои пароходы или делать их на заказ. Имя Берда стало символом успеха, появилась поговорка: на вопрос «Как дела?» петербуржцы отвечали: «Как у Берда, только труба пониже, да дым пожиже». К 1835 году в России было 52 парохода. Исключительная императорская привилегия принадлежала Берду - до 1843 года только этот завод занимался строительством и эксплуатацией паровых судов в России. И вот это-то предприятие Берда, занимающее тогда одно из ведущих мест в металлургии и машиностроении, нуждалось в наличных. Тогда Бенардаки сумел стать его совладельцем. Для этого он, кроме векселей, просто в 1844 году купил землю - тот Гутуевский остров в Петербурге, на котором стоял этот завод. Контроль за работой на заводе Берда по развитию чугунного и литейного производств, изготовленем паровых машин и пароходов Бенардаки поручил Узатису. Отсюда, кстати, а вовсе не «со службы на флоте» и взялся судостроительный опыт Узатиса. Выкса, завод Берда да Охтинская верфь были школами Алексея Ивановича до Сормова…. А пароходы Бенардаки и Узатис решили строить в Сормово, на главной речной магистрали страны, реке Волге, у Нижнего Новгорода. Из-за близости ярмарки, дешевизны квалифицированной рабочей силы. Да и просто потому, что Бердовская-то привилегия кончилась, а быть хозяином всегда лучше, чем совладельцем. Они хотели стать именно хозяевами речного пароходостроения – ведь пока еще никто в империи не смог освоить перспективное дело. И Бенардаки поручил Узатису проработку вопроса Волжского судоходства. Его результаты исследований вылились в изобретение – в 1848 году А.И.Узатис представил в Департамент мануфактур и внутренней торговли проект своего изобретения новой системы подъема на мелях речных судов. Добыча золота и руд, металлургия и машинное производство – вот что в первую очередь интересовало Бенардаки. Капитал тогда приходил с производства, а не от банковских спекуляций. Поэтому производственный профиль и был у приобретаемых Бенардаки заводов. Однако проблема доставки крупных партий товаров занимала его не меньше, - он был крупнейшим винным откупщиком, Нижегородская ярмарка – перевалочным пунктом грузов. Поэтому и директор Сормовской машиностроительной фабрики А.И.Узатис начал производство с постройки судов «таскальной» или «бурлацкой» технологии. С кабестанов и забежек для буксировки грузовых караванов.