"Положа руку на сердце, беспристрастный свидетель должен признаться, что Лермонтов сам, можно сказать, напросился на дуэль и поставил своего противника в такое положение, что он не мог его не вызвать" (Князь А.И.Васильчиков, секундант на знаменитой дуэли.)

«Пути Лермонтова и Мартынова разошлись в конце 1834 года. После окончания юнкерской школы Михаил Юрьевич был направлен в лейб-гвардии Гусарский полк, расквартированный в Царском Селе, а Мартынов стал кавалергардом». «В 1837 году за стихотворение «На смерть поэта», посвященное гибели Александра Пушкина, корнет Лермонтов был переведен в Нижегородский драгунский полк, расквартированный в ста верстах от Тифлиса. Хотя официально не за крамольные стихи, а за то, что находился в столице без разрешения начальства, иными словами, в самоволке». «В том же 1837 году в качестве волонтера отправился на Кавказ и Мартынов. Поближе к сестрам, которые жили в Пятигорске. Здесь бывшие однокашники встретились снова. Как будто что-то тянуло их друг к другу».«Лермонтов не слишком-то торопился к месту назначения. Добирался до полка почти… 9 месяцев. В апреле 1837 года прибыл в Ставрополь, где сказался тяжело больным и был помещен в военный госпиталь. Потом его отправили «для пользования минеральными водами» в Пятигорск». «Все это время Лермонтов расслаблялся. Ухаживал за женщинами, много писал, встречался с грузинским поэтом Александром Чавчавадзе, пил кавказское вино, но пару раз все-таки попал под обстрел. И, как явствовало из семейной переписки Мартыновых, опубликованной в 1891 году в журнале «Русский архив», Лермонтов заявил, что его ограбили по дороге. Пропали письмо, дневник и 300 рублей ассигнациями, вложенные в конверт, которые Наталья Мартынова, сестра Николая Соломоновича, наказала передать брату. Лермонтов вернул Мартынову только деньги, хотя знать о них, если не вскрывать пакет, он не мог. А это прояснилось только в 1841 году. Мартынов якобы вызвал поэта на дуэль, чтобы защитить честь семьи, поскольку Лермонтов читал чужие письма и использовал дневник сестры в романе «Герой нашего времени». В образе же княжны Мери современники узнавали Наталью Мартынову, ставшую графиней де Лаутордонне. И, наконец, чашу терпения переполнил дружеский шарж на Мартынова, где он был изображен в мундире с газырями и с огромным кинжалом, сидящим на ночном горшке. Это выглядело очень смешно, и Мартышка буквально взбесился». Из всего вышеизложенного можно, например, сделать вывод что родовитейший аристократ Лермонтов с презрением относился к «свежеиспеченному» дворянину Мартынову. А может быть, завидовал – и личным качествам, и богатству семьи, и службе в элитном кавалергардском полку, и быстрому продвижению по службе. Характер великого поэта, как и у многих гениев, был отвратительным, и Лермонтов вполне мог позволить себе в разговоре с Мартыновым сказать об отце – выкресте или о еврейском происхождении. Даже если это было сделано один на один – дуэли не могло не быть, несмотря на любую дружбу, а уж если был хоть один свидетель.. Говорят, Мартынов якобы вызвал поэта на дуэль, чтобы защитить честь семьи». А давайте-ка уберем слово якобы? 

В «Дуэльном кодексе» Дубасова, по которому происходили гвардейские дуэли, орудием убийства гвардейцами друг друга, как правило, служили гладкоствольные пистолеты без мушки. Участники дуэлей, бывало, освобождались от наказания, ибо поединок считался единственно объективным средством смыть оскорбление и восстановить честь мундира. В случае дуэли между гвардейскими офицерами результаты ее выносились на рассмотрение суда чести, и этот суд выносил постановление, подчинение которому считалось обязательным. В случае неповиновения суду чести офицер исключался не только из гвардии, но и из армии. И если вызванный мог выстрелить в воздух, то вызвавший, по условиям дуэльного кодекса, обязан был стрелять на поражение…

А возможно, что смертельное ранение поэта и впрямь трагическая случайность (не зря в биографии Мартынов написал: «имел несчастие убить на дуэли Лермонтова» - возможно, хотел только ранить). Но вот причина дуэли в этой версии чрезвычайно логична. В пользу трагической случайности говорит и то, что Мартынов и Лермонтов были друзьями детства (именно этим, а не каким-то латентным гомосексуализмом объясняются их близкие отношения). Отец Мартынова был крупнейшим винным откупщиком. А бабушка Лермонтова Елизавета Алексеевна - дочерью Алексея Емельяновича Столыпина - Пензенского губернского предводителя дворянства, разбогатевшего, как и отец Мартынова, тоже на винных откупах. Родной брат бабушки Лермонтова (дядя поэта и приятель Пушкина) тоже занимался винными откупами. Отец Николая Мартынова и ближайшие родственники Михаила Лермонтова – люди одного рода занятий – общались семьями. Были ли они компаньонами или соперниками в своем бизнесе – история умалчивает. Но общие занятия родни объясняют и знакомство М.Ю.Лермонтова с сестрами Н.С.Мартынова. Одна из усадеб Мартыновых находилась всего в 50 верстах от Тархан, где Елизавета Алексеевна Арсеньева воспитала поэта. «Все ходили кругом да около Миши, должны были угождать ему, забавлять его. Зимой устраивалась гора, на ней катали Мишеля. Святками каждый вечер приходили в барские покои ряженые из дворовых, плясали, пели, играли, кто во что горазд. Все, которые рядились и потешали Михаила Юрьевича, на святки освобождались от урочной работы», – пишет П.А. Висковатый. - «Если случалось ему заболевать, то в «деловой» девушки освобождались от работ. Им приказывали молиться Богу об исцелении молодого барина. В доме постоянно жили мальчики – сверстники, дети родственников и соседей. Они вместе с деревенскими ребятами играли, строили и брали штурмом снежные крепости, скакали верхом. В летнее время рыли окопы и устраивали потешные бои на манер Петра I. Часами пропадали в лесу и на речке. И во всех играх Лермонтов был командир, неистощимый на выдумки.» 

Заканчивалось блестящее гвардейское столетие. В российском обществе быстро выделялась новые прослойки из откупщиков-разночинцев и заводчиков. В ней были и представители иных сословий. А вскоре ушла в прошлое и дворянская культура. Но понятия честь продолжало жить - буржуазия хранила лучшие традиции дворянства. В само понятие честь вкладывали уже и честь дворянскую, и честь купеческую (ведь и русскому купцу тоже всегда верили на слово!). Такое понимание о чести сохранились до первой мировой войны, чтобы потом почти окончательно уйти в прошлое, уже после войны гражданской. Диктатуре пролетариата, жившей принципами демократического централизма, это слово – честь - тоже не требовалось. Почему? Да ведь именно понятие об этой самой дворянской чести и было средством защиты личности от произвола деспотии. Однако даже и при этой диктатуре люди чести вовсе не вымерли, как мамонты. В России их оставалось немало. Умение держать слово, сохранять чувство собственного достоинства, достойно ответить на оскорбление — такие качества вызывали не только уважение, но еще и стремление к подражанию. И зависть. Не зря же слово честь культивировали целые века многие люди, в том числе и богатейший винный откупщик, миллионер, заводчик, отставной гусарского полка поручик и православный грек - Дмитрий Егорович Бенардаки. Он сам был таким, вот окружение его и состояло из этих самых людей чести… 

                                                                                            «Поэты гибли. Уж не потому ли

                                                                                              Что был им непривычен пистолет?

                                                                                              Но бил привычно Пушкин пуля в пулю,

                                                                                              Туза навскидку пробивал корнет.

                                                                                              Стрелялся взрослый муж, и не повеса.

                                                                                              Была в другом заключена беда….

                                                                                              Когда бы Пушкин застрелил Дантеса –

                                                                                              Как жить ему? И как писать тогда?!».

Вот так пишет в наше время Александр Михайлович Городницкий, Российский бард и поэт.