Впоследствии имела хождение явно идиотская версия о том, что отец Шереметева, отставной генерал-майор и полный кавалер всех орденов Россейских Василий Сергеевич Шереметев просил у государя не подвергать младшего Завадовского наказанию. И император Александр Павлович, который имел, кстати, самую точную информацию о событиях от Ланского и Ковалева, почему-то выслушав объяснения Завадовского, признал, что убийство Василия Шереметева совершено «в необходимости законной обороны». Думается мне, что объяснили сложившуюся ситуацию императору как раз отцы, только графа Завадовского. Я не оговорился - Завадовский был «узаконенным сыном». Бывший фаворит императрицы Екатерины II, граф Петр Завадовский, усыновил Александра, родившегося от любовника его жены, князя Ивана Ивановича Барятинского. Ну а уж князья Барятинские - прямые потомки князей Черниговских в XIV колене, происходили от самого Рюрика. Оба – и Барятинский, и Завадовский – участники заговора против императора Павла. Поэтому фаворит бабушки, граф Завадовский немедленно после воцарения Александра I был вызван в Петербург и назначен членом совета при государе и присутствующим в Сенате. Потом - председателем комиссии для составления законов. Он был близким царю человеком. Ему поручалось и готовить проект преобразования Сената, и пост министра народного просвещения, а в 1810 году он стал председателем департамента законов в Государственном Совете. Ну, кто именно из родственников с императором переговорил, история умалчивает. Однако участник дуэли граф Александр, в наказание, просто был отправлен в заграничный вояж.

Свидетель этой дуэли, Петр Павлович Каверин, которого его друг Александр Сергеевич Пушкин называл «magister libidii» — «наставник в разврате», приводил в удивление аристократов любовными подвигами, количеством выпитого в один присест вина и грандиозностью картежных ставок...

В нем пунша и войны кипит всегдашний жарь,

На Марсовых полях вон грозный был воитель,

Друзьям вон верный друг, красавицам мучитель,

И всюду вон гусар.

(А.С.Пушкин. «К портрету Каверина»)

Один из «подвигов» штаб ротмистра лейб-гвардии гусарского полка Каверина как раз пришелся на год 1817-й. В доме Николая Тургенева, на Фонтанке, Петр, в присутствия Пушкина, залпом выпивает из горла без передышки пять бутылок шампанского. После этого отворяет окно третьего этажа и... выходит погулять. Все с боязнью думали, что он вот-вот сорвется и упадет на мостовую. Между тем, подхватив шестую бутылку “Клико”, гуляка ступает на карниз, идет по нему, декламируя сатирические строки о покойном императоре Павле. Конечно, на утро Каверин ничего не мог вспомнить о своих затеях, даже сразу же записанный его стихотворный экспромт (записал Пушкин) не вызвал ни малейших просветлений памяти. А напился Каверин тогда неспроста - двумя днями раньше вышел из тюрьмы, куда попал за участие в дуэли между Шереметевым и Завадовским. Однако Каверин, который к тому времени уже убил на дуэлях не меньше дюжины личных врагов, на этот раз пострадал не за участие в перестрелке. Просто, преисполненный благородства, он взял на себя обязанность улаживать дело с полицией, - за что и попал на трое суток в заточение.

Еще два участника дуэли - Грибоедов и Строганов, получили от своего начальства «небольшое отеческое внушение». А Александр Иванович Якубович был переведен на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк, куда и уехал, глубоко презирая «помазанника божия»... 

История эта имела продолжение. Грибоедов, терзаемый тяжкими переживаниями, нашел утешение в Грузии, предложив руку и сердце княжне Нине Чавчавадзе. И во время его пребывания на Кавказе завершилась эта Петербургская история. Проще изложить это по запискам Н.Муравьева-Карского, свидетеля осведомленного и точного. Тот приводит воспоминания Грибоедова о его чувствах вовремя дуэли с Якубовичем. Грибоедов не испытывал никакой личной неприязни к своему противнику, дуэль с которым в окрестностях Тифлиса состоялась через год после Петербургской, 28 октября 1818 года. Это стало завершением "четверной дуэли", которую начали Шереметевым и Завадовским. Грибоедов предлагал мирный исход, от которого Якубович отказался, подчеркнув, что не испытывает никакой личной вражды лично к нему, но исполняет слово, данное покойному графу Шереметеву. Тем более непонятно, что, встав с мирными намерениями к барьеру, Грибоедов по ходу дуэли почувствовал желание убить Якубовича - пуля прошла так близко от головы, что «Якубович полагал себя раненым: он схватился за затылок, посмотрел свою руку... Грибоедов после сказал нам, что он целился Якубовичу в голову и хотел убить его, хотя это и не было первое его намерение». Якубович же не потребовал от него подойти к барьеру, а выстрелил с того места, где стоял. Неплохой пианист Грибоедов получил ранение в руку. «По крайней мере, хоть играть перестанешь» - беззлобно заметил будущий декабрист будущему драматургу….

Кстати, Грибоедов не простил Якубовичу этих слов и отомстил ему довольно оригинальным способом. Вспомните сцену на балу в комедии "Горе от ума". Гости судачат о безумии Чацкого. Загорецкий предлагает свою версию:

« - В горах был ранен в лоб, сошел с ума от раны.

На что глухая графиня-бабушка, недослышав, возмущенно реагирует:

- Что? К фармазонам в клоб? Пошел он в басурманы!»….

Очень похоже, что в этих строчках зашифрована судьба Якубовича. Воюя на Кавказе, он действительно был ранен в голову, но умудрился при этом остаться в живых. Благополучный исход подобных ранений был весьма редок, и тогдашние читатели комедии должны были сразу же понять, кого имеет в виду автор, говоря: "сошел с ума от раны". Ведь все годы своего изгнания опальный лейб-улан ненавидел Александра I и приказ о переводе из гвардии на Кавказ носил у сердца, лелея планы мести императору. Слово же «клоб» (тогда так произносили слово клуб) - прямой намек на декабристов. Кстати, впоследствии декабристы, используя настрой Якубовича, и поручили ему возглавить боевой отряд, который в день восстания должен был захватить Зимний дворец и арестовать царскую семью. И, если бы эта акция удалась, восставшие имели бы намного большие шансы на победу. А если бы они победили, - неизвестно, как бы пошла дальше русская история... 

Опальный офицер Якубович за шесть с лишним лет пребывания в той далекой южной стране хорошо узнал ее. Объездил Закавказье и Закубанье, Дагестан, Кабарду, Карачай, забираясь в самые глухие горные ущелья, где порой и дороги-то не было. Историк Кавказской войны В. Потто приводит в своей книге эпизод, когда отряд под командованием Якубовича подошел к скале, преграждавшей путь. После долгих поисков была найдена узкая лазейка, в которой Александр Иванович, человек крупный и довольно тучный, застрял. Подчиненные "схватили его за ноги, и потащили волоком; на нем изодрали сюртук, оборвали все пуговицы, но все-таки протащили". Это место в верховьях Баксана осталось в памяти кавказских воинов, как "Дыра Якубовича". По крайней мере в своих воспоминаниях генерал Ермолов именно так это место называл.

Газета "Северная пчела" в ноябре 1825 года поместила статью "Отрывки о Кавказе (из походных записок)", подписанную "А.Я.". Автор, сразу же узнанный читателями, рассказывает о быте, обычаях, военном искусстве карачаевцев и абазехов (абазин), о которых отзывается с большим уважением и теплом. В российской печати это сочинение было одним из первых на кавказскую тему - Лермонтов и Марлинский стали осваивать ее позже, пять- десять лет спустя, а Пушкин к тому времени успел написать лишь одну поэму "Кавказский пленник". Но южная страна уже тревожила его воображение, и, прочитав "Отрывки о Кавказе" в Михайловской ссылке, Александр Сергеевич сразу же запросил А. Бестужева: "Кто написал о горцах в "Пчеле"? Вот поэзия! Не Якубович ли, герой моего воображения? Когда я вру с женщинами, я их уверяю, что я с ним разбойничал на Кавказе… в нем много в самом деле романтизма…". "Героем моего воображения" Пушкин назвал Якубовича не зря. Задумывая после поездки на Кавказ "Роман на Кавказских Водах", который, к сожалению, так и не был написан, он сделал офицера-изгнанника одним из главных персонажей, обыгрывая его любовь к приключениям, необычайным романтическим ситуациям. Даже подлинная фамилия Якубовича была указана в набросках первого варианта. Однако хватит о Якубовиче и Пушкине, пришло время рассказать о другой дуэли…